Пичялька

Ой-ой, что делается, ой. Ой, бабоньки, что ж такое. Такие обещал горы брильянтовые, холмы яхонтовые, возвышенности смарагдовые. Зазывал, аки глухарь токовал. Говорил, поехали со мной, красавица, увезу тебя в наши края дождливые, от всех родных твоих и подруженек, но ты не бойся, милая, буду тебе отец, мать и Алан Чумак. Одевать, говорит, буду тебя, как прынцессу, под ноги ковры кашемировыя брошу, в изголовье звезду повешу голубую, из ИКЕИ которая. Любить, говорил, тебя буду, серьги дарить, и бить только по пятницам. И главное - вот я хорошо помню главное! - потчевать, говорит, буду тебя, красавицу, яствами заморскими, каких ты никогда в жизни не отведывала: паштетами и квартетами, круассанами и падмасанами, кассавами и куросавами. И я ж поверила ему, бабоньки, ой, поверила! Не за серьги пошла за него, не за ковры да брильянты, а за душу его отзывчивую, добрую, значит, щедрую душу!

Ооойиий, ойойой, бабоньки, ой. Поставил давеча на весы тело свое белое, рассыпчатое, и молвил: "№?*@#$!!! Чо-та я за праздники отъелся! Буду на диету". А я что, я ему слова поперек не могу, конечно, говорю, любимый, как тебе будет угодно, и ласково так шваброй по спине похлопала. А он мне молвит, так ласково: "А что б тебе, душа моя, меня не поддержать, как жене верной положено?". А я ему говорю, тоже так ласково, а не о***ел ли ты, милый мой? Сам, чай, откармливал, чтоб крутизна бедра не абы так, а по рубенсоиде шла, и изгибалась сзади в идеальный лопес? Что ж мне теперь, красавице, через твои заскоки принимать страдания на мою неевклидовую? Так я ему, значит, и сказала, прямо в глаза его бесстыжие. Ну, то есть в глаза поглядела, так сурово, и пробурчала все это. Ну, если совсем точно, то в глаза поглядела, кивнула, и подумала все это, громко так, уверенно подумала, а ему в лицо так прямо и бросила, гордо так, независимо: "Угу".

Ну и шо ви уже себе думаете? Ой, то есть, ойййй, бабоньки, ой. Цельный день сегодня ни крошечки во рту, голодом морюся. Он-то, буржуйская морда, с утра то кефирчику, то черносливку, то воды стаканчик, и весело так по клавишам стучит, тык-тык. День у него, вишь ты, разгрузочный, но не выходной. А я, красавица, томлюся и голодоваюсь. Ни крошки во рту, ей-ей. Кефирчику вот, и черносливок, и мандаринов кило, и два яблока, и йогурт, и орехов, и доела за ребенком суп (бульон что, выбрасывать?), и нечаянно три печеньки заморския, шоколадныя. А он смотрит соколом, чтоб ему пусто было, и вопрошает так молодецки: "Сытно ли тебе, девица? Сытно ли тебе, красная?" А я ему говорю: кто еще красный тут, ирод! Иди удже отсюда, а то от любви сильной так обниму, покраснеешь ужо, захрипишь. И опять голодоваюсь. Оййй, ой, бабоньки, така моя пичялька.